По Уставу Священного Братства

Утомившись Священного Братства воспрещал дрочить. Эльстан отлично об этом знал. Но не мог удержаться. Утренние стояки, тянущее нытьё в яичках, лопающихся от излишка спермы, сладкий зуд у конца члена - переносить это было нереально.

Главное - Старейшины повторяли это повсевременно - об этом не мыслить. Эльстан старался честно. Вчера, к примеру, когда пред сном в голову полезла всякая ерундовина от нечего делать, - стиснул зубы и начал говорить формулу Братства: "Я, Эльстан из рода Расцветающих в Воздержанье, не могу..." (дальше следовало серьезное перечисленье сладких пороков).

Священное братство было более трёхсот лет. Когда-то, давным-давно, когда пала грозная и жестокая к пороку деспотия Альондаха, праотцы сегодняшних Братьев бежала в одичавшую глушь. С того времени все заветы деспота исполнялись (по последней мере, снаружи) стопроцентно, да несколько поколений Старейшин подобавляли строжайших запретов.

Главный вопрос, возникавший у практически всех из тыщи Братьев и Сестёр, был - для чего? Какая разница чопорным Старейшинам, что парень дрочит? Либо что женщина позволила парню поласкать нежную упругую грудь?

Но законы Альондаха соблюдались обязательно. Провинившихся сердито наказывали. Многих конкретно это и принуждало соблюдать тяжкие и глупые запреты. В большенном Святилище Старейшин был особый клан палачей, мастеров истязанья высшего класса. И всё же...

Вчера размышленья об этом (Старейшины назвали их спасительными помыслами) Эльстана приостановили. Но сейчас...

Сейчас Эльстан готов был сойти с разума. Тёплый летний ветерок, проникавший через щели изветшавшей крыши (дети, согласно Уставу, спали на чердаках - числилось, что так безопасней в смысле блюденья от порока), не успокаивал, а как будто подирал хваткими невидимыми коготками по пылающей коже. В голове комфортно устроился пламенный шар, бухавший практически несносно, а глаза заволоклись подрагивающей пеленой. Несколько секунд Эльстан ещё пробовал биться, но понизу, под жёстким и колющимся балахоном, пульсировало невыносимо. Эльстан тяжело, с присвистом, вдохнул, рука мягко легла на набухающий бугорок.

В голову стукнул моментальный промельк бредовых фантазий, а просыпающийся член заструился массивным потоком сдерживаемой энергии. Эльстан конвульсивно скомкал длиннющий просторный балахон. Пропахшая пылью ткань распласталась по животику, и оголился увитый верёвками вен член. Рука собралась в кулак и сделала первую оттяжку, из гортани вырвался хрипло-певучий стон, по головке члена как будто пробежали мурашки, цепляя за самое заветное, драгоценное, кропотливо таимое от всех.

Эльстан чуток двинул тазом, устраиваясь удобней, чрез проеденные жучками норки вниз, на единственный этаж убогого домика, посыпалась труха. Старший брат Эльстана, медвежковатый и угрюмый Таарег, дёрнул носом, втянув едкую гнилость, фыркнул и пробудился. Голова приподнялась с жёсткой подстилки (спать на мягеньком Старейшины воспрещали - мягкое может сойти за женское либо тело мужчины). Таарег прислушался. Все спали, а сверху неслись приглушённые постаныванья. Младший брат, дурень такой, нарушает Утомившись Братства. Да за это будет такое!.. Нужно доложить в Святилище. А, может, промолчать? Всё-таки мальчику пятнадцать лет, сам таковой был...

Но нет - по спящим переулкам бродят Охраны - обученные Святилищем вынюхиватели. В такую-то тишина всё услышат. А если услышали они - Таарег был должен и подавно. А почему не вызвал Стражей? За сокрытье греха сходу - в Святилище, к палачам. Нет, нужно доложить...

Но было поздно. За перекосившейся дверцей что-то зашуршало, в щели мелькнули неясные фигуры. Дверь распахнулась, и двое в балахонах со Знаками Святилища рванули по приколоченной к стенке лестнице на чердак.

А Эльстан, забыв обо всём на свёте, дрочил быстрей и быстрей. Он уже пару раз слюнявил ладонь, пока на кончике члена не выделилась солоноватая склизкая смазка. Как будто откуда-то изнутри подкатывала волна сладостной истомы, член судорожно подёргивался, яичка поджались в тугой комочек под кожистой бронёй...

Громко грохнул чердачный лючок, и над распростёртым Эльстаном нависли два силуэта - олицетворённое наказанье за сладкий грех.

- Ага! Эльстан из рода Расцветающих в Воздержанье! - прошипел один.

Совсем Эльстан пришёл в себя только в Святилище. За длинноватым столом посиживали Девятеро - Старейшины и Хранители Братства. Лица укрыты, в душноватом полумраке только мерцают глаза даже не животных, а нелюдей.

Палач стоял здесь же, и при одном взоре на него у Эльстана здесь же завершился стояк, не прекращавшийся всю дорогу до Святилища. Но старейшины уже узрели всё, что необходимо: с открытой головки члена у Эльстана свисала мерцающая нить смазки.

- Эльстан из рода Расцветающих в Воздержанье!.. - зашелестел стршный глас. Эльстан невольно вздёрнул голову. Этот глас знали все, он ввергал в панический ужас. Спасенье от безумья было одно - не слушать. - ...И приговаривается к трём полным ударам по яичкам и 10 секундам "яичка в тиски".

Эльстана прошиб прохладный пот. Всё, что угодно, только не это! Но просить о помилованье никчемно: этим живодёрам просто нравится истязать.

Палач вразвалочку подошёл к Эльстану, которого сзади под руки поддерживали поймавшие его Охраны. Нечеловеческих размеров рука протянулась к члену Эльстана, но свернула с полдороги и задела яиц. Палач взял мошонку так, чтобы одно яичко выглядывало из кулака, обтянутое кожей. Медлительно поднялась 2-ая бугрящаяся мускулами рука, и кулак размером с полговы Эльстана упал на его яичко.

Одичавшая, нестерпимая животная боль пронзила правое яичко Эльстана. Он вскрикнул и скрючился, обвиснув на руках Стражей. Но те вздёрнули его и поставили на ноги. Палач таким же манером взялся за левое яичко, и кулак погрузился ещё быстрей и, как показалось Эльстану, посильнее. Взрыв боли как будто порвал яичко злосчастного Эльстана и выбил из выпученных глаз слёзы нечеловеческой муки... Но это было далековато не всё: отдыхать тут не давали.

Палач собрал в кулак кожу мошонки, и меж толстыми и сильными огромным и указательными пальцами остались оба яичка. Кулак не сумел бы покрыть оба сходу, поэтому палач стукнул основаньем ладошки. Яичка Эльстана впечатались в кости пальцев палача, спружинили и, казалось, чуть ли не лопнули. Эльстан взвыл в глас, вырвался из рук стражей и упал на пол, катаясь по прохладному камню и держа изуродованные яичка в руках, как будто от этого станет легче.

Вот это и именовалось "полный удар по яичкам". А предстояло ещё два, причём для оживленья ситуации Старейшины отдали приказ воткнуть "яичка в тиски" меж вторым и третьим ударами.

Но пред вторым ударом пришлось сделать паузу. И не поэтому, что Эльстан сопротивлялся (сами осознаете, никчемно) либо, к примеру, растерял сознанье (палачи практически умели держать разум жертвы в руках прямо до конца истязанья). Просто от стршной боли яичка Эльстана сжались в плотный комок, и Старейшинам это не понравилось. Они повелели принести чашечку с жаркой водой, и палач опустил туда яичка Эльстана.

От практически кипящей воды, как ни удивительно, стало полегче, боль ушла. Но яичка расслабились и отвисли, красноватые, распухшие и беззащитные. И палач этим немедленно пользовался.

От второго тройного удара Эльстан орал и хрипел так, что охрип. А боль, как будто размножившись в яичках, поднялась чуть ли не до гортани, и Эльстана начало мутить. Злые слёзы застилали глаза, он лицезрел всё как будто через бельма. А яичка рвало таковой болью, чего хотелось оторвать их совершенно и откинуть подальше, чтобы... о, как больно!.. никогда не испытывать и десятой боли подобного.

Пришло время "тисков". Обычно, это были самые истинные тиски (одному парню, провинившемуся тем, что отымел другого, в таких тисках реально раздавили яичка, даже тогдашнему палачу, наверное, стало неприятно). Но для первого раза Старейшины обходились руками палачей.

Когда палач взялся руками за яичка и стиснул так, как будто душил кровного неприятеля, Эльстану показалось,... что его всего запихнули в тиски, причём боль со всего тела почему-либо сосредоточилась конкретно в яичках. Он кричал и извивался, рвался из рук палача и Стражей так, что пришлось пригласить ещё двоих. Эльстана уложили на пол, сев на руки и на ноги, и палач, всё это время всё сильней и сильней давивший яичка злосчастного, продолжил.

Эльстан был уже не в состоянье что-либо соображать, и только одна идея ожгла затуманившийся рассудок как будто раскалённым железом: на данный момент будет 3-ий удар! Палач, поднятый с постели средь ночи, уж постарается показать пареньку, как по сути вредоносно дрочить. Недаром же Таарег, переживший в один прекрасный момент такую функцию, к члену не прикасался, даже если тот ныл сильней, чем яичка в руках палача. (А когда Таарегу было четырнадцать, и его, дрочившего, застукали, в Святилище служил палач не чета сегодняшнему. Того страшились даже Старейшины: во время одной казни палач по необыкновенным движеньям 1-го из Старейшин сообразил, что у того стоит и капает. И рванул яичка так, что, очнувшись чрез часок, Старейшина счёл нужным уйти на заслуженный отдых. Ибо зачитывать приговор писклявеньким голосишкой - весь Совет смешить.)

Сходящему с разума Эльстану показалось во время третьего удара, что весь он - одни сплошные яичка, и на каждое назначен отдельный палач. Когда палач, в итоге долбанув так, что мелко задрожал каменный пол, поднялся, а Охраны освободили конечности Эльстана, тот свернулся в тугой клубочек, всхлипывая и стеня, не решаясь больше шевелиться, ибо даже кровоток под кожей пронзал яичка отзвуками адских мук...

У Стражей и Старейшин была ещё работёнка: в аккурат пред третьим ударом Эльстану в Святилище доставили двоих юношей, шестнадцати и семнадцати лет, застигнутых, когда дрочили друг дружке. Старейшины хищно потёрли холёные ручки: мужчины попадались далековато не впервой. Палач, навечно успокоивший озабоченного Эльстана, радовался.

Двое юношей облегчили ему работу: по Уставу Священного Братства мужчины половину ударов поначалу нанесут друг дружке - доставляли же наслаждение, пуская сейчас причиняют боль. А не причинят... ну, здесь уж придётся поработать. А после чего Эльстана и так кулаки болят. Можно вон тисочки из подвала принести - Старейшины возражать не будут. Не возражали же, когда тогдашний палач раздавил яичка сегодняшнему...